«Я кошка, которая гуляет сама по себе»

Легендарное сопрано, педагог, профессор, примадонна мировой музыкальной сцены — Любовь Казарновская вновь вернулась в Иркутск, чтобы дать два концерта под общим названием «Дороги любви». Певица находится в прекрасной форме, создавая на сцене свой собственный оперный театр, имя которому Театр Любови Казарновской. Корреспондент АН встретился с примадонной после двухчасового концерта в переполненном зале Иркутской областной филармонии, чтобы поговорить об оперном искусстве.

— Устали, наверное? Все-таки двухчасовой концерт без антракта — это наверняка очень тяжело.

— Вы знаете, я всегда так выстраиваю свои выступления. Я давно заметила, что публика чуть расхолаживается после антракта, и ее опять нужно собирать. А так наша «Дорога любви» идет непрерывно до самого конца.

— А когда, кстати, родилась эта концертная программа?

— Она родилась несколько лет назад, но претерпела некоторые изменения. Сначала я ее делала с итальянским пианистом, и там был несколько другой репертуар. Но, когда я стала выступать вместе с пианисткой Анной Кривцовой и скрипачкой Анной Снежиной, возможности скрипки очень обогатили эту программу. У нас получился такой маленький оркестр. И теперь мы исполняем арии эпохи барокко так, как они были написаны, и вообще расширили репертуар во все стороны. С этой программой мы колесим уже полтора года по разным городам мира, и везде ее принимают очень хорошо, потому что она очень разнообразна и интересна. У нас получается своего рода мини-театр. Я именно этого и хочу, потому что статичные сольные концерты сегодня уже мало кому интересны. Как Шаляпин говорил о Театре русского романса, так, я думаю, существовал и Театр Генделя, Вивальди или, например, Бизе, который считал, что исполнительница его Кармен должна уметь не только петь, но и танцевать фламенко. Поэтому я тоже стремлюсь делать свой мини-театр.

— На концерте вы сказали, что любите бывать в Иркутске и Сибири, потому что ваши корни отсюда. Между тем местом вашего рождения, насколько я знаю, значится город Москва.

— Мой папа из Омска, мама — из Новосибирска, а родственники и с той и с другой стороны осели в Иркутске, в Академгородке. Они все ученые — физики и химики. И я их все время приглашаю на свои концерты, когда бываю здесь. Поэтому Иркутск — это моя любимая земля, я ее обожаю. Здесь я чувствую себя дома. Люблю сибирский характер и здешних людей, они очень честные, открытые, не загрязненные в душе. Поэтому я всегда говорю: чем дальше от Москвы, тем лучше народ.

— Стало быть, есть у сибирской публики какая-то своя особенность?

— Безусловно! А иркутская филармоническая публика вообще особенная. Я замечала уже много раз, что иркутяне всегда пристально оценивают исполнителя, они очень большие слухачи. Они знают, слышат, понимают, поэтому мне важно каждый раз перед ними сдавать этот экзамен.

— Удается ли вам увидеть город во время приездов в Иркутск?

— Я всегда стараюсь погулять по Иркутску. Он все время меняется, стал очень ухоженным в своей исторической части, где есть сохраненная деревянная архитектура. Мои любимые места — это, конечно, старый Иркутск, и дорога на Байкал, и сам Байкал. Это такие силы, такая мощь, такая радость и счастье, что просто не знаю! Я обожаю это.

Я позиционирую себя как актриса-певица, и так себя чувствую. Каждое мое произведение — это маленькая драматическая сцена. И мне кажется, это интересно публике, потому что она как будто оказывается на спектакле.

— Вы привыкли петь на самых разных языках мира. Какой, по вашему мнению, наиболее мелодичен?

— Итальянский и русский. Хотя, знаете, когда я работала над оперой Штрауса «Саломея», меня все пугали, что на немецком языке очень трудно петь. Но на том языке, на котором написано либретто, петь одно удовольствие. Я просто нашла точку, через которую нужно пропускать немецкий язык, и тогда он красиво льется. Проще говоря, нужно уметь петь. Тогда трудности и немецкого, и французского, и английского языка будут преодолены, просто нужно найти правильную позицию. Для каждого языка она чуть другая.

— Но из русской музыки вы в этой программе представили только романсы.

— Я считаю, что это совершенно особая территория. Мой педагог по Гнесинскому училищу Надежда Матвеевна Малышева-Виноградова в свое время была концертмейстером оперной студии Станиславского, аккомпанировала в концертах Федору Шаляпину, а ее муж был академик Виноградов, который занимался стилем и языком Пушкина. Так вот она мне говорила: если научишься петь романсы, научишься петь все. Потому что романс — это маленькая драматическая сценка, в течение которой за три-четыре минуты проживается не одна человеческая жизнь. Умение владеть словом и умение его донести до публики — это все русский романс. И я его очень люблю. У меня записаны все 103 романса Чайковского, и эта запись, кстати, признана лучшей из тех, что были сделаны. И я единственная, кто записал их все. Но у меня есть антология и Рахманинова, и Глинки, и Римского-Корсакова, и Даргомыжского, и Прокофьева. Я очень много работала с русским романсом, в том числе и старинным.

— Для вас сольная карьера — абсолютно сознательный выбор. Но почему вы отказались от сотрудничества с театрами?

— Я долгое время была солисткой различных театров, в том числе Театра Станиславского и Немировича-Данченко, Мариинского театра. Потом, когда я стала выступать на западе, тоже сотрудничала с разными театрами — там немного другая система: как таковых солистов нет, а есть звездный состав, который перемещается из одного театра в другой. Сейчас уже быть солисткой какого-то театра, думаю, смешно. Потому что я прошла такую оперную школу, с такими дирижерами, режиссерами и партнерами, что впрягаться в это ярмо и быть в коллективе с каким-нибудь самодуром для меня бессмысленно. Это нужно делать молодым, которым надо выстраивать свою карьеру и учиться общаться с театральным ансамблем. Мне это уже не нужно. Я уже кошка, которая гуляет сама по себе. Я выбираю то, что мне интересно, и это самое большое счастье.

— Хочется спросить, откуда у вас этот невероятный артистизм, ведь оперных певиц не учат актерскому мастерству в такой степени.

— Во-первых, на этом настаивала моя педагог Надежда Матвеевна. Она говорила, что, если ты выходишь на сцену, должен быть обязательно маленький спектакль. Так было у Шаляпина, который в каждом романсе создавал образ. Например, начинал петь «Блоху» из-под рояля или еще что-то придумывал. Так что это от нее. Во-вторых, я училась три года на отделении актеров музыкального театра в Гнесинском училище, где у меня был танец, актерское мастерство, сценическая речь, вокал, фехтование — в общем, полный набор. Я позиционирую себя как актриса-певица, и так себя чувствую. Каждое мое произведение — это маленькая драматическая сцена. И мне кажется, это интересно публике, потому что она как будто оказывается на спектакле.

— А как вы оцениваете сегодняшнее состояние мирового оперного искусства?

— Конечно, когда я начинала петь на сцене Театра Станиславского в 1981 году, картина была совершенно другой. И было другое отношение к опере. Не было такой режоперы, как сейчас ее называют. Сейчас режиссеры разгулялись в своих фантазиях, ставят что вздумается, как хотят, и в результате артисты оказываются в не очень хорошей ситуации. Сами посудите, Аида должна лезть через забор в спецовке и при этом петь. Что это такое? Как это сочетается с музыкой Верди? Ведь все-таки музыкально-драматургическая история, которая заложена в опере, — это основа основ. Я не против современных постановок, но должно быть уважение к авторам, а хамство на сцене делает певца-актера просто дураком. И он, естественно, не может передать все те чувства, которые заложены в материале. Поэтому сегодняшнее состояние оперы меня совсем не радует. Есть отдельные очень хорошие спектакли, которые я иногда смотрю или в них участвую, но их все меньше и меньше. Традиция все больше и больше вымывается из театра. Поймите меня правильно, я не за нафталин, но я за традицию. Певец-актер должен нести мысль композитора и драматурга.

— Кто ваши любимые композиторы? И какие роли вам наиболее близки?

— Это те композиторы, которые заложили в свои оперы не просто красивый вокал, а вокально-драматургическую основу и сильные персонажи. Я обожаю Тоску, Саломею, Татьяну, Медею, Кармен, Амелию… Это все мое.

— Независимо от того, насколько разные у всех характеры и судьбы?

— Да, конечно. Но это и интересно: иногда создавать что-то созвучное своему характеру, а иногда, наоборот, перпендикулярное. Как трудно мне было работать над Саломеей, боже мой! Но как я потом была горда, что я ее сделала, и сделала по-настоящему. Потому что потом она стала моей визитной карточкой.