Воплощение мифа

Современная бурятская скульптура в последние годы вызывает живой интерес не только у искусствоведов, но и у самого широкого зрителя. И дело не только в мировой славе Даши Намдакова, с которым теперь неизбежно сравнивают всех бурятских художников, дело в той особой гармонии, которую несет искусство Востока. Спокойствие, величие, загадочность, самостийность — все это можно увидеть на выставке скульптора Баира Сундупова и художника Ранжила Аюунболда. Бурятия и Монголия единым фронтом зашли в галерею Иркутского художественного музея имени В.П. Сукачева.

Бурятский скульптор Баир Сундупов остается верен национальным традициям. Фото Евгения Козырева

На парной выставке всего около 30 работ. Однако от этого выставочный зал галереи Иркутского художественного музея имени В.П. Сукачева не выглядит пустым. Наоборот, кажется, что каждая работа обретает дополнительную ценность. А то количество зрителей, что пришло 14 февраля на открытие выставки бурятского скульп­тора Баира Сундупова и монгольского художника Ранжила Аюунболда, и вовсе делало этот зал тесным. Традиционная музыка, исполняемая на народных восточных инструментах, вносящая дополнительный колорит, становится традиционным сопровождением открытия бурятских экспозиций. Но речь не о музыке.

15 небольших скульптур молодого автора из Бурятии стали в этот день главным угощением для всех любителей кочевой эстетики и буддийских мифов. Баир Сундупов, выучившийся монументальной скульптуре в одном из самых престижных вузов страны — Санкт-Петербургской академии им. Мухиной — всегда сохранял в своем творчестве яркое национальное начало. Получив академическое образование, он вернулся на родину, чтобы черпать вдохновение в древних легендах, народных сказаниях, буддийских мифах. Даже, как сам признается, стал немного верующим. Все это отразилось в его скульптурах — сухой, истощивший себя до костей аскет в позе Лотоса, женщина-львица, царь птиц Хан Гаруда. Персонажами Баира Сундупова очень часто являются мифические существа, полулюди-полуживотные. Вот, например, работа «Преображение Ямараджи». Владыка царства мертвых выглядит устрашающе. Согласно мифам, его ездовым животным всегда был черный буйвол. Черные с проседью волосы и черепа на голове божества вселяют в зрителя священный трепет. «У меня был череп быка, и в нем четко прослеживался торс человека, — рассказывает Баир Сундупов. — Так мне и пришла эта идея». Один образ плавно перетекает в другой, создается ощущение, что метаморфоза происходит прямо на глазах.

А вот серия работ, выполненных уже совсем по-другому. Здесь все подчинено текучей пластике. Конь и его мертвый хозяин составляют скульптуру «Смерть кочевника». Особенность ее в том, что обе фигуры изображены как две плоскости. Одна из прелестей настоящего искусства — в множестве его трактовок. Так, эти плоские фигуры могут быть истолкованы как два параллельных мира, которые никогда не соединятся. С другой же стороны, «плоское» решение скульптуры может выражать бесконечное пространство степи. К этой же серии относится работа «Ветер страсти», но здесь распластанный, как белка-летяга, конь, на котором слились мужчина и женщина, уже выражает скорость, полет. Баир Сундупов собирается и дальше развивать пластику плоскости: «Хочется поэкспериментировать, показать через эту плоскостность ветер, степь, горизонт, и в то же время какие-то вертикали, соединяющие небо и землю».

Великолепным дополнением экспозиции стали работы монгольского художника Ранжила Аюунболда. Картины, выполненные в технике тиснения на коже, имеют древнюю традицию в изобразительном и прикладном искусстве кочевых народов. И этот мастер задает свои загадки: «Сокровенное сказание монголов», «Судьба человечества», «Кони Чингисхана» — эти работы, напоминающие наскальную живопись, как будто сами являются народными сказаниями, легендами, мифами, наполненными азиатской энергетикой и древней тайной.

Антон Кокин