«Вишневый сад» в контексте другой эпохи

В спектакле «Сны Ермолая Лопахина» зрители сидят прямо на сцене — с четырех сторон разворачивающегося действия. В центре — родовое поместье Раневских, семейства хотя и дворянского, но разорившегося. Комната как бы утоплена в пол, таким образом, вся история представлена зрителю как на ладони. Актеры находятся от зрителя на расстоянии вытянутой руки, а иногда и вовсе выходят в «зрительный зал». Справедливости ради стоит отметить, что такое сценическое решение, наверное, и выглядело бы новостью для театрального Иркутска, если бы не спектакль МХТ им. Чехова, показанный около двух месяцев назад на Вампиловском фестивале. И хотя там «квадрат сцены» находился скорее над зрителем, все равно ассоциации при просмотре «Снов Лопахина» тут же дают о себе знать.

Все здесь — от чемоданов и стульев до вишневых деревьев и костюмов — окрашено в белый цвет, пожалуй, самый многозначный цвет всей палитры, который может с равным успехом символизировать как нравственную чистоту героев, так и смерть дворянского гнезда. И тут уж, как говорится, пускай каждый зритель решает для себя сам, о чем этот спектакль. Декорации и сценография заслуженного деятеля искусств РФ Александра Плинта мерцают множеством смыслов, как и сам великолепный текст Антона Павловича Чехова, который так бережно, по своему обыкновению, сохранил режиссер Геннадий Шапошников.

Однако, несмотря на подлинность текста, смысловые акценты произведения все-таки сместились, что видно уже из названия спектакля: «Сны Ермолая Лопахина». Главным героем стал купец Лопахин (арт. Степан Догадин), который в конечном счете выкупил поместье и вероломно вырубил так любимый всеми вишневый сад, чтобы застроить его дачами. Аналогия между купцом (говоря современным языком — предпринимателем) и, например, банкиром (а мы помним, что спектакль спонсировал Сбербанк) вполне прозрачна. Но Лопахин здесь предстает не таким уж отрицательным персонажем, каким мы помним его со школьных уроков по литературе. Вся эта история благодаря названию, стилистике спектакля и, конечно, игре актера Догадина приобретает еще один смысловой пласт. И я подумал, что сны эти преследуют Лопахина спустя многие годы, что всю эту историю он непрестанно вспоминает на наших глазах, что этот вишневый сад, который в прямом смысле подвешен — срубленный — над сценой, висит над ним и в переносном смысле. В режиссерской трактовке и, как следствие, игре замечательного актера Догадина Лопахин предстает этаким сентиментальным предпринимателем, склонным к ностальгии и самобичеванию задним числом. То есть становится ясно, что он-то, конечно, переживает, но верни все обратно, и его рука опять не дрогнет — ни на аукционе при покупке поместья, ни в вишневом саду с топором.