Томка — царица цветов
Разглядывая семейные фотографии, Тамара Маломыжева вспоминает события, разделившие жизнь ее семьи на «до» и «после». Фото Екатерины Пьянзиной
Однажды семилетняя Тома Маломыжева вернулась домой из детского сада и не узнала своей квартиры: мамины выкройки для платьев были разорваны и разбросаны по полу, со стен куда-то исчезли фотографии отца. Мама сказала Томе, что приходили какие-то люди, искали прокламации. Девочка не понимала, что это значит, а мама добавила: «Отца посадили». Через несколько месяцев их обеих сослали в Сибирь, а отца своего Тома больше не увидела.
Это случилось в августе 1937 года на станции Магдагачи Амурской железной дороги. Здесь семью годами ранее родилась Тома Маломыжева, а ныне Тамара Васильевна — 81-летняя жительница города Иркутска. Она хорошо помнит свое детство: местный детский сад, где очень любила бывать, четырехквартирный казенный дом, где она жила с папой и мамой, палисадник, в котором Таисия Деомидовна (мама) сажала цветы и железнодорожное депо, где работал Василий Елизарович (папа).
Мама была хоть и без образования, но очень грамотная и активная. Возглавляла местный женсовет, немного путешествовала. А еще она была красивая и любила шить платья. Папа был умный и образованный. Он выучился на энергетика в ремесленном училище города Хабаровска. После окончания его направили в Магдагачи и сразу же назначили главным энергетиком четвертого паровозного депо Амурской железной дороги. Здесь Василий Маломыжев строил электростанции. Человек он был добрый, жалостливый. Именно с жалости и началась эта история, затянувшаяся на десятилетия…
Семья Маломыжевых была благополучная, жили в достатке. Тома любила ходить в детский сад и участвовала в художественной самодеятельности. До сих пор в фотоальбоме Тамары Васильевны хранится черно-белый снимок, где она маленькая в костюме цветка — розы. Рядом с ней другие дети, тоже в костюмах цветов. На обратной стороне карточки рукой мамы, Таисии, подписано: «Томка — царица цветов, роза». Ниже Тома сама добавила: «Я царица цветов». Датирована фотография 1937 годом. Тем самым годом, когда закончилась спокойная и счастливая жизнь Маломыжевых. Равно как и тысяч других советских семей.
«Он разве бухгалтер?!»
В четвертом паровозном депо под руководством Василия Маломыжева работал машинист, с которым однажды случилась беда: в его смену сгорел один из котлов. За такую халатность Томин отец должен был отдать своего подчиненного под суд. Однако вместо этого он всего лишь перевел машиниста в кочегары. Пожалел: у мужика большая семья, дети, безработная жена. На кого бы они остались, если бы единственного кормильца посадили в тюрьму?
Почти в то же самое время Василий Маломыжев проектировал новые электростанции. Проекты были новаторские, поскольку энергетик решил избавить электростанции от неоправданно высоких потолков и запроектировал высоту поменьше. Опять же из жалости: будь потолки пониже, людям в помещении было бы теплее. Разве мог он знать, что его за эти проекты обвинят во вредительстве? Тогда же всплыла история про горе-машиниста, и Томиному отцу предъявили обвинения по статье 58, пункт 7. Но обо всем этом ей самой стало известно позже.
В тот август 1937-го она с мамой ездила в гости к родственникам в Приморский край. Когда вернулись домой, их встретил отец. Все было как обычно. Вот только ночью, когда девочка и ее мама легли спать, Василий Елизарович долго не ложился. Сидел на кухне и курил сигареты одну за другой. Утром следующего дня Тома ушла в детсад. А по возвращении домой дворовая ребятня встретила ее криками: «А твоего папку за растрату посадили!». «Он разве бухгалтер?!» — кричала в негодовании им в ответ Тома. Зашла в дом и увидела разорванные выкройки маминых платьев…
Днем позже девочку попросили из детсада. Воспитательница сказала: «Ты больше сюда не приходи». Тома вернулась домой в слезах, а мама, узнав о случившемся, заставила свою дочь написать заявление на имя парторга. Тома под диктовку вывела на листе бумаги неровные каракули, в которых заключалась просьба разрешить ей ходить в детсад. Отнесла парторгу, и тот в резолюции дал добро. Но это не помогло: в садик Тому так и не пустили.
Вскоре к ним домой заявились НКВД-шники, вынесли мебель, конфисковали почти все. Таисии приказали, чтобы уже завтра ее с дочкой в этой квартире не было. Женщина успела собрать кое-какие пожитки, сложила в деревянный сундук одежду своего мужа: вернется, будет носить. Перебрались к своим бабушке с дедушкой. Через какое-то время незваные гости из «особых» органов явились и туда: среди конфискованных вещей не обнаружилась одежда Василия Маломыжева, следовало забрать.
Время шло. Зима сменила осень, а семья все ждала, когда же вернется отец. В Магдагачи тюрьмы не было, и Василия Маломыжева после ареста отвезли на другую станцию, в Сковородино, где находилась тюрьма. Туда регулярно ездила Таисия, увозила передачки: домашнюю стряпню, к которой дома так привык ее муж, колбасу и другую снедь. Однажды ей передали от супруга записку, где он просил купить ему рыбу, табак, ржаной хлеб и колотый сахар. Все купила, увезла, передала. Вскоре получила из тюрьмы еще одну весточку. Василий написал записку на клочке оберточной бумаги: «Считайте меня покойником, я норму не выполняю…». Лишь потом, спустя время, его родные подумали о том, что вряд ли заключенный получал передачки. И даже когда состоялся суд, Таисия не могла на нем присутствовать.
Вслед за Василием Маломыжевым арестовали и многих других жителей этой маленькой железнодорожной станции. Врагом народа даже чуть было не объявили мужика, который зарабатывал себе на жизнь тем, что чистил туалеты. Это сейчас есть коммуникации и канализация, а в то время за чистоту в уборных отвечали специальные работники, которых детвора называла ЛБЧ, что означало «лошадь, бочка и черпак». И вот этого несчастного мужика обвинили в том, что он в бочках с бывшим содержимым туалетов возил прокламации против советской власти. Местные жители тогда долго гадали: как же он мог бумажки в этих бочках-то держать? Полиэтилена в то время не было. И вдруг «врага народа» выпустили, преподнеся это как торжество справедливости. А Тамара Васильевна убеждена, что на самом деле в органах прислушались к народной молве и решили, что и действительно — как же в бочках бумажки возить?
… Меж тем наступил новый, 1938 год. В доме у бабушки поставили елку и решили не убирать ее до тех пор, пока Василия не выпустят. Ждали до февраля. А потом по почте пришла бумажка, в которой говорилось, что у Таисии и Томы Маломыжевых есть ровно 24 часа, чтобы покинуть родные места. После чего им стал известен адрес ссылки: Сибирь, станция Нижнеудинск. Елку разобрали.
«Волчий билет»
Страха перед неизвестным у Томы не было: ребенок, где уж ей понять, что такое ссылка. Разве что догадывалась, что трудно будет без отца. Его она очень жалела. С родными связь сразу же оборвалась. Родная сестра отца, Лидия, которая каждое лето принимала у себя в гостях невестку с племянницей, после ареста брата написала родственникам письмо с просьбой больше к ней не приезжать. Однако помогать не забывала, отправляла им в Нижнеудинск небольшие деньги.
Таисию взяли на работу в интернат, воспитательницей. Спустя какое-то время перевели на железную дорогу, нормировщицей. У женщины был так называемый «волчий билет»: каждый день ей приходилось посещать местные органы внутренних дел и отмечаться, что она на месте и никуда не пропала. С дочерью их поселили в доме местной жительницы — уборщицы того же интерната. Томе тогда уже было 8 лет. В Нижнеудинске она пошла в школу, которую окончила в 1948 году. Здесь вместе с мамой пережила голодные годы Великой Отечественной войны.
В тех краях ссыльных было очень много. Меж собой никто не общался. Жили тихо. Местные жители и словом ни разу не обидели ни Тому, ни ее маму. Никто не считал их врагами народа, хоть и видели люди, что женщина с дочкой — ссыльные. Отличались от остальных манерами, поведением, одеждой. Таисия Маломыжева подрабатывала тем, что шила на заказ платья. Так и жили. О Василии никаких сведений не было. Спустя какое-то время Томина мама вновь вышла замуж. В 1948 году Тамара окончила школу, и они всей семьей переехали жить в Иркутск.
Здесь выпускница поступила в Иркутский государственный университет, на географический факультет. Во время учебы познакомилась со своим будущим мужем. И его стороной не обошли репрессии: был арестован отец. Тоже непонятно за что…
Обоим тогда казалось, что жизнь налаживается, самое тяжелое позади, пусть даже оно никогда не забудется. Но вдруг биография Томиного отца дала о себе знать. Случилось это после окончания вуза, когда она получила диплом и ждала, куда же ее направят на работу. Огласили списки выпускников и их места работы. Своего имени Тамара Маломыжева не услышала. Выяснилось, что работа, связанная с географией и картографией, требовала специального допуска, а у дочери «врага народа», разумеется, не могло его быть. Оттого и осталась она без работы. Отчаявшуюся девушку спас тогдашний ректор вуза, который оставил ее в качестве лаборанта на кафедре.
Однако этот случай заставил Тому серьезно задуматься о судьбе отца, о том, как она будет жить дальше с этой печатью, что ее родитель — «враг народа». И она стала писать письма. Первое было адресовано Сталину. В своем послании она заявляла, что ее отец ни в чем не виновен, и спрашивала, имеет ли она такие же права, как и все граждане Советского Союза. Ответа, конечно же, не было. Потом стало известно о смерти Сталина, и Тома писала Берии. Ответов не последовало. В 1954 году ее неожиданно вызвали в КГБ. Она решила, что из-за писем. Ареста и тюрьмы не боялась, думала: «Что будет, то и будет». Пришла по названному адресу. Зайдя в указанный кабинет, увидела мужчину в форме, который стоял и держал в руке пачку с ее письмами. «Вы писали?» — спросил он. «Я», — ответила Тома. «Ваш отец умер», — услышала она.
Больше ей ничего не сказали. И лишь потом, спустя годы, когда все заговорили о реабилитации жертв репрессий, она стала искать любую информацию об отце. Делала запросы на родину, узнала, что Василий Маломыжев после ареста был направлен в поселок Стахановский Сусуманского района Магаданской области. Здесь он умер от паралича сердца в 1938 году, когда лежал в лагбольнице.
Тамаре Васильевне удалось собрать почти все документы по отцу. Но когда ей нужно было доказать свой статус репрессированной, то оказалось, что никаких документальных подтверждений тому не сохранилось. Все было уничтожено по неизвестным причинам. Не было ничего по делу ее матери даже в Нижнеудинске, где ссыльная ежедневно ходила в органы отмечаться. Статус репрессированной Тамаре Маломыжевой пришлось доказывать через суд, приглашать свидетелей — жительниц Нижнеудинска, которые хорошо знали ее семью и подтвердили, что Таисия и Тома были в Сибирь сосланы.
И всем довольна…
До 1997 года Тамара Маломыжева работала в родном университете, откуда ушла на пенсию в должности старшего преподавателя. Ее муж скончался в 1993 году от инфаркта. Успели вырастить двоих сыновей. Сейчас у Тамары внуки, правнуки, которые часто ее навещают. Живет бабушка одна. Летом проводит время на даче, выращивает овощи и цветы. О прошлом вспоминает с болью: «Не дай бог кому такого». Однако на жизнь не жалуется, говорит, что хоть и было много горя, но есть что вспомнить и хорошее. «Я сегодня всем довольна», — улыбается она.
Состоит в клубе бывших репрессированных, который называется «Встреча», участвует в мероприятиях, видится с такими же пострадавшими, как она. Однако в день памяти жертв политических репрессий, 30 октября, женщина не ездит вместе со всеми в Пивовариху, к месту захоронения погибших в годы «большого террора». «Может быть, я неправильно делаю…», — задумывается она и тут же восклицает: «Но что я буду смотреть на чужое горе?! Каждый из этих людей знает, что здесь лежит их родной человек. А я к кому поеду? Мне не к кому. Горе у всех есть горе. А я чужак здесь».
Евгения Липина
