«Сибирь, Сибирь и не только…»

— Никогда это искусство не было для меня способом заработка. Я свободный художник, и я, наоборот, всегда работал для того, чтобы была возможность покупать дорогую аппаратуру, путешествовать и покупать пленку, — говорит Борис Дмитриев.

Родившийся в семье медиков в 1939 году, он и сам, по настоянию родителей, пошел в медицинский и без труда его окончил — став врачом-патоморфологом, он всю жизнь проработал патологоанатомом. Но даже несмотря на значительные медицинские заслуги, главным своим делом Борис Дмитриев считает художественную фотографию: «Если сравнивать с другими творческими людьми, то для меня эталоном является Чехов, который всю жизнь проработал врачом и был писателем мирового уровня. Так и для меня фотография — это святое, а медицина — это работа».

— Кто вас приохотил к фотографии?

— Как ни странно, никто. Свой первый фотоаппарат я купил на скопленные деньги сам себе на день рождения, когда мне исполнилось 10 лет. В небольшой кладовочке дома я организовал фотолабораторию и стал заниматься печатью. Для меня фотография была как чудо. Вот ничего не было, а тут раз — появляется картинка.

— Стало быть, вы сами всему научились?

— Я купил книгу «25 уроков фотографии» и по ней научился. Это была тогда настольная библия фотографа. И так постепенно я начал снимать. Но я считаю, что если человек серьезно хочет заниматься фотографией, он обязательно сначала должен изучить изобразительное искусство: основы композиции, рисунок, живопись. И обязательно посещать музеи и в огромном количестве смотреть картины. Почему первые русские фотографы получали медали на международных конкурсах? Потому что это были профессиональные художники, окончившие академии. Поэтому я с пятого класса пошел в изостудию.

— Но художником вы не стали.

— Дело в том, что я прекрасно понимал: чтобы заниматься изобразительным искусством, нужно этому посвятить себя полностью. Самодеятельности я не люблю и не признаю. И я совершенно рационально решил, что мне хочется заниматься фотографией. Но при этом я понял, что если сделаю фотографию своей профессией, то это станет ремеслом, зарабатыванием денег, выживанием и больше ничего. А я хотел заниматься фотографией как искусством.

— Ваша первая выставка, состоявшаяся в 1969 году в галерее Союза художников, была посвящена Иркутску. Когда появилась у вас любовь к этому городу?

— Я снимал, как и все, и жанр, и портрет, и пейзаж, но Иркутск для меня всегда был чем-то особенным. Это не то что моя малая родина, это моя колыбель, мой дом. Я очень хорошо помню послевоенные годы в Иркутске: брусчатые мостовые, машин мало, ездили в основном на лошадях, воздух чистый. Я обратил внимание на старые дома, прежде всего на их декор — резьбу, наличники. Однажды меня заинтересовал наличник с виноградом на окне старого дома по улице Степана Разина — таких я в Иркутске не видел. Я его сфотографировал, а через два дня обнаружил, что этого дома уже нет. Для меня это было настоящей трагедией — как будто убили близкого мне человека. И тогда я стал систематически ходить по городу и снимать старый Иркутск.

Уже первая выставка фотографий вызвала в Иркутске большой резонанс. Не только многочисленными публикациями в газетах и восторженными откликами зрителей, поток которых не прекращался на протяжении всей работы экспозиции. Благодаря федеральному агентству печати «Новости» публикации снимков молодого фотографа появились в зарубежных журналах Польши, Болгарии, Чехословакии, Японии…

— Выставка натолкнула меня на мысль об издании альбома. Я выстроил фоторяд и попросил Валентина Распутина, с которым мы уже тогда были хорошо знакомы, написать предисловие. Примерно через год появился очерк «Иркутск с нами», который в 1980 году вышел в альманахе «Памятники Отечества» с моими фотографиями. Получилось, что это был первый кирпич в основание книги-альбома «Сибирь, Сибирь…», которую сейчас все хорошо знают. Работу над ней заказало нам с Распутиным издательство «Молодая гвардия». Это был очень ответственный труд, именно тогда я объездил всю Сибирь вдоль и поперек, изучил огромное количество литературы, написал по просьбе издательства кадроплан этой книги. В 1991 г. книга была сдана в издательство, но в связи с распадом СССР тираж вышел лишь частично. Позже, как известно, «Сибирь, Сибирь…» переиздавалась несколько раз в дополненном виде, в том числе в Америке. А по сути, все началось с того самого наличника с виноградом на доме по улице Степана Разина.

— С тех пор прошло столько времени, но исторический Иркутск по-прежнему жив, хотя множества домов уже не существует.

— В России осталось всего три деревянных города: Иркутск, Томск и Вологда. И самый интересный с точки зрения архитектуры — это, конечно, Иркутск. Такой резьбы, как здесь, нет нигде в мире. Кое-что восстанавливается, например, Дом Европы и близлежащая территория, появился 130-й квартал и так далее. Это, конечно, плюс.

— Вы до сих пор снимаете на пленку?

— Конечно. Только на пленку. Если занимаешься художественной фотографией, нужно снимать только на пленку. Такой широты никакая цифра не даст. Конечно, сейчас я использую все современные технологии — отцифровываю и обрабатываю снимки, да и печатаю уже не сам. Несколько лет назад я какое-то количество снимков напечатал на холстах — кстати, именно из этих кадров художественный музей несколько закупил для своей коллекции после очередной выставки.

— А где, по-вашему, находится грань между фотографией и живописью?

— Нет грани. Если ты художник, ты сделаешь художественную фотографию, а если ты ремесленник, у тебя будет просто констатация факта. Чтобы сделать некоторые свои снимки, я потратил очень много времени. Для снимка «Тобольский кремль», который был на афише выставки и сейчас на обложке моего нового альбома, я просидел несколько часов на горе, чтобы дождаться того самого момента, когда облака выстроятся определенным образом. Также я снимал багульник — несколько лет ездил в тайгу, пока не нашел нужный кадр.