Русские голландцы, говорящие по-хохлацки

Раздаются выстрелы из ружья. Начинает играть гармонист, а окружающие люди кричат: «Виват! Виват! Виват!». Сваха и сват надевают невесте на голову чепец, а жениху — шапку, все это проходит под обрядовые песни на польском языке. После этого родители поздравляют своих детей и кладут на тарелку деньги. Сваты повторяют действия и кричат: «На чепэц!», «На шапку!», и свои подарки преподносят молодоженам уже все гости. Затем молодых три раза поднимают вместе с лавкой, все кричат «Вива!» и опять стреляют холостыми из ружья. Гармонист продолжает играть, и женатые люди по очереди вальсируют с молодоженами.

Чепэц как символ женской судьбы

Все, кто когда-либо был в Заларинском районе, знают, как там легко потеряться среди витиеватых дорог и перекрестков, лишенных всяких обозначений. По пути в Среднепихтинск сначала мы чуть было не попали в Хор-Тагну, а потом едва не свернули в Бабагай. В результате, запоздав, мы очутились на свадьбе в самом ее разгаре. Женщины в чепцах, мужчины с плеточками, украшенными разноцветными тряпочками, ветки деревьев с конфетами и другие причудливые свадебные традиции приводили нас в удивление, какое бывает, если включишь фильм где-нибудь на середине просмотра.

«Эх, пропустили вы прощальный танец молодых с женихом и невестой! — с деревенской непринужденностью сокрушается Елена Людвиг, местная активистка и хранительница музея. И, как в детективном романе, пытается в красках воссоздать пропущенные нами детали обряда. Нюансов там множество, свадьба согласно местным обычаям — сложный и до последнего движения расписанный ритуал. — После того как молодые (неженатые — ИО) оттанцевали, жениха с невестой мы посадили на подушки. Дали им в руки тарелки, прикрытые салфетками — там лежит чепэц, это слово мы поизносим со второй «э», расческа, духи и одеколон. Сваха со стороны невесты просит у ее родителей разрешение снять вэлен (фату) и надеть чепэц, — в лицах расписывает Елена. Сегодня она сама выполняет роль свахи — правда, «младшей» (так как она замужняя подруга невесты), о чем свидетельствует более короткая лента в волосах. Четверо сватов (двое мужчин и две женщины) считаются распорядителями свадьбы — они помогают в ее организации, следят за порядком. У мужчин-сватов для этого даже есть специальный бич — гурапник. Если во время свадебной церемонии кто-то из гостей обгоняет молодоженов или выходит из-за стола раньше положенного, сваты могут слегка хлестнуть их этой символической плеточкой.

Свадьбу пихтинские голендры отмечают в течение трех дней. В первый день праздник проходит в доме у невесты, куда жених отправляется вместе с родителями. «Младшая» сваха объявляет «пучанток высилья» (начало веселья). Все гостям дружки (неженатые друзья молодоженов) прицепляют на грудь цветочки с ленточками: женатым на правую сторону, а неженатым — на левую. На второй день свадьбы проходит обряд по одеванию чепца — именно его частично нам и удалось застать. На третий день свадьбу празднуют в узком круге близких людей, причем всех приглашенных обслуживают уже сами молодожены — обычно они в фартуках варят пельмени. После третьего дня невеста не должна ходить к родителям в течение недели, чтобы привыкать к своему мужу.

«Чепэц у нас носят только замужние женщины, он является символом их судьбы. После свадьбы они хранят его всю жизнь, надевая на различные торжества. Раньше даже хоронили женщину в этом головном уборе», — сама Елена Людвиг выглядит в чепце с выглядывающей из него кучерявой челкой по-детски мило.

По одной из версий, Слово «олендры» происходит от польской лексемы «голландцы» (в то время это означало смешанную этническую группу), и именно так можно дословно перевести название этой народности.

После обряда всех гостей приглашают за стол. Отец невесты запел на старо-польском языке, женщины в возрасте стали подхватывать слова.

Стол ломится от яств — помимо традиционных блюд, есть и вполне необычные. «Борщ, борщ», — переговариваются гости, когда помощники стали разносить тарелки с белым супом. «Это польский борщ. Его готовят на говяжьих костях с добавлением сливок», — поясняет Елена Людвиг. Следующая смена блюда — вареники с творогом и изюмом, щедро политые маслом.

«Раньше у наших не принято было долго сидеть за столом, как бывает на нынешних торжествах. Последней на застолье приносили кашу, которая означала, что трапеза заканчивается. После этого лавки и столы убирали, и начинались танцы», — говорит Елена.

Сладкоежкам на традиционной свадьбе пихтинских голендр привычного торта не дождаться. Угощенье подается в самом начале веселья. К столу молодоженов и сватов подносятся караваи, в которые вдеты ругачи — березовые веточки, украшенные разноцветной бумагой. На эту конструкцию цепляются конфеты, баранки и «птички» из сдобного теста. «Ругач символизирует одновременно и сладкую жизнь, и древо жизни, — растолковывает Елена. — В детстве я всегда ждала, когда моя бабушка принесет мне со свадьбы конфет — они мне казались какими-то волшебными».

«Просто жили, не задумываясь, кто мы такие»

Несмотря на то что Елена была на свадьбе сватьей, она любезно показала нам музей, созданный силами местных жителей девять лет назад.

«Это пысак, им раскрашиваем яйца воском на Пасху. А потом варим в луковой шелухе, чтобы получился такой узор. А это Рождественская звезда, с ней ходим колядовать», — моментально включилась в роль экскурсовода-практика Елена. И опять полилась очередная порция увлекательных обрядов и традиций пихтинских голендров, так бережно сохраненных и до сих пор воспроизводимых потомками. Этого материала, казалось, хватило бы на несколько томов. Кстати, в марте этого года иркутские фотохудожники Александр и Ярослав Князевы издали книгу «Сибирские голендры», в которой подробный рассказ о жизни этой народности иллюстрируется уникальными фотографиями, в том числе и архивными.

Интерес к пихтинским голендрам возник в 94-м году, когда сюда приехала первая экспедиция историков-этнографов.

«Сейчас вокруг нас ажиотаж. Наши бабушки уже устали отвечать на вопросы журналистов. К нам часто приезжают в гости из национальных сообществ, на день села прибудут голендры, проживающие в Германии. А раньше… раньше мы просто жили, особо не задумываясь, кто мы, откуда мы, — скромно произносит Елена. — Конечно, мы с детства были окружены необычными традициями и обычаями. Но, так сказать, самоидентификации как таковой у нас не было. Единственное, когда жили в интернате в Хор-Тагне (так как в Среднепихтинске существовала только начальная школа, детей отправляли учиться в соседнюю русскую деревню Хор-Тагна — ИО), нас одноклассники из-за немецких фамилий называли «фашистами». Кстати, в годы Великой Отечественной войны голендров притесняли, опять же из-за фамилий подозревали в шпионаже. Моя бабушка рассказывала, как приезжали их проверять, выслеживали, подслушивали под окнами. К счастью, никто из наших не знал немецкого языка. Если бы кто-то хоть слово на нем сказал, не было бы уже наших деревень».

Сейчас взрослое поколение между собой разговаривает на хохлацком — смеси украинского и белорусского. Раньше голендры говорили на польском языке. В музее сохранились ксенжки — религиозные книги на старо-польском (голендры исповедуют лютеранскую веру), отпечатанные готическим шрифтом в типографиях Восточной Пруссии в начале прошлого столетия.

Выкорчевыватели леса

В Сибирь голендры попали во время Столыпинской аграрной реформы. До этого они жили на реке Буг (сейчас это территории Западной Украины, Белоруссии и Польши), и звались бужскими голендрами. В 1908 году оттуда на разведку в Иркутскую губернию пришли четверо ходаков. Посмотрели предлагаемые земли и выбрали самый глухой участок тайги, так как не хотели жить по соседству с белорусами и русскими (последних они называли кацапами). С 1911 по 1915 год сюда приехали 36 семей. Они основали три деревни — Замустэче, Новыну и Дахны.

«Названия деревень были взяты с Буга. Они и расположены в точности, как у себя на родине, в трех километрах друг от друга», — уточняет Елена Людвиг. Сейчас поселения называются на русский манер — Пихтинск, Среднепихтинск и Дагник. Участок, на котором они находятся, был назван геологами-разведчиками Пихтинским еще до появления здесь этой этнической группы. Именно поэтому и родилось диковинное словосочетание «пихтинские голендры».

О происхождении второго термина до сих пор ведутся споры. Историк-исследователь Эдуард Бютов считает, что голендрами (олендрами) в средневековой Польше называлась социальная прослойка крестьян, имеющая статус переселенцев. Слово «олендры» происходит от польской лексемы «голландцы» (в то время это означало смешанную этническую группу), и именно так можно дословно перевести название этой народности. Другая версия была выдвинута польским историком Гладыловичем: гаулендры — корчеватели, дровосеки (от польского «гаутланд» — «разработанная земля«). Эта позиция также имеет право на существование, ведь приехавшие во время Столыпинской реформы с реки Буг голендры действительно выкорчевывали эти места.

«Наши предки выкорчевывали лес, сейчас опять все зарастает», — вздыхает Елена. На данный момент в трех деревнях прописаны 270 человек, реально проживает еще меньше. Молодые, как и в любом селе, стараются выехать в город, пожилые доживают свой век. Но благодаря удивительной истории поселений здесь образовалась своеобразная интеллигенция — люди, которые во что бы то ни стало хотят сохранить традиции своих предков.

Один из таких людей — Петр Мартынович Людвиг (свекор Елены Людвиг). Он возрождает одно из местных ремесел — лозоплетение.

«Лозу заготавливаю осенью, а сами корзины плету зимой. Главные секреты — перед началом работы ветки нужно хорошо распарить, чтобы они загибались в обручи, а готовые изделия необходимо как следует высушить, — поясняет Петр Мартынович, демонстрируя самую большую корзину из своей коллекции — размером около метра. — Наши предки хранили в таких тарах мясо, сало, домашнюю колбасу. Привязывали их на вышку, так продукты проветривались и достаточно долго не портились».

Петр Мартынович ведет показать нам свою усадьбу, расположенную, на глаз, на 40-50 сотках. «Бужские голендры приехали сюда из-за безземелья. На родине им даже корову на поводке приходилось держать, а тут такие просторы. Поэтому они и брали себе такие громадные участки», — объясняет Петр. На его земле выделена приличная площадь под огород; за оградой стоят два дома — новый, где он сейчас проживает вместе со своей семьей, и старинный. Жилье, построенное более ста лет назад первыми переселенцами, имеет удлиненную форму — в одной части находятся жилые комнаты (стены и потолки там выбелены с добавлением синьки), а в другой помещения для скота.

«Голендры — очень практичный народ. Дом строился так, чтобы хозяйка могла пройти по всем помещениям, не меняя обуви. Вот здесь стайка для скота, там ток для хранения сена. А через дверь уже начинаются жилые комнаты, — демонстрирует хоромы Петр Людвиг. Он вместе с супругой и сейчас держит поросят и коров и говорит, что такое расположение блоков очень удобно в быту, особенно зимой.

Многие из местных до сих пор живут в домах, которым уже больше 100 лет, и пользуются в повседневной жизни старинными предметами. Их деревни расположены в глухой тайге, у большинства голендров нет интернета, а мобильный ловит только в строго ограниченных местах. Но при этом люди совсем не ощущают себя оторванными от внешнего мира. Наоборот, судя по тому, как часто у них бывают гости со всей страны и Европы, их деревни сами являются маленькой точкой притяжения.