Противоречивая система

Люблю классику

Едем в автобусе с воспитанниками из детского дома №1 (Второй Иркутск) на экскурсию в хозяйство по разведению редких животных. Самые «крутые» подростки включают с мобильника на полную громкость бьющую по ушам электронику. «Ну-ка быстро выключили телефон, а то отберу! — крикнула ребятам на заднем сиденье воспитательница, а потом обратилась к своим коллегам. — Эта чудовищная музыка вызывает у них агрессию». Уняв своих подопечных, женщины начинают громко обсуждать трагедию в одной московской школе, где ученик застрелил из ружья своего собственного учителя и полицейского.

— Я тоже считаю, что такая музыка вызывает агрессию, — вдруг говорит Кирилл, светловолосый мальчик с переднего сиденья.

— А ты сам что слушаешь? — в удивлении спрашиваю я.

— Ну, Бетховена, Моцарта. Люблю классику, — отвечает он.

Словарный запас: «че», «пофигашно» и «дай»

В детском доме №1 работает достаточно много воспитательниц, среди которых есть как молодые сотрудницы, так и те, которые оттрубили здесь уже несколько «пятилеток». Многие из женщин легко вступают с журналистом в диалог, рассказывая о «наболевшем», но каждое высказанное вслух мнение о системе детских домов, распространенное среди обывателей, они воспринимают как провокацию.

«Вы думаете, им тут плохо живется?! Да у ваших детей никогда не будет того, что есть у детдомовских! Посмотрите, как все наши подопечные хорошо одеты, чуть кто порвал ботинок — сразу покупаем новую пару. И носки тоннами — они же не могут даже элементарно их зашить или постирать, выкидывают в окно. Дома многие из них целыми днями без куска хлеба сидели, зато здесь пальцы гнут, — рассказывает сотрудница детского дома (назовем ее Светланой). — У моего сына никогда не было личного шеф-повара — оставляла ему на плитке кастрюлю с борщом, и он ел его в течение дня, пока я работала. А здесь детям готовят по три-четыре раза в день — и все свеженькое, вкусненькое. Когда ребята выливают свой обед в отходы, даже его не попробовав, у меня сердце кровью обливается. А новогодние подарки? На каждого детдомовца приходится по шесть-восемь пакетов со сладостями — им дарят различные чиновники, спонсоры, волонтеры. В этом году к нам приезжали студенты из одного иркутского вуза. Вручили в руки подросткам (сотрудникам не хотели отдавать, сказали, мол, себе домой заберете), у некоторых из которых уже есть судимости, по сладкому подарку, затеяли какие-то детские игры. Спрашивается, зачем? Лучше бы о правде жизни рассказали».

Омбудсмены вещают перед детьми об их многочисленных правах, и только в последнюю очередь, «мелким шрифтом» упоминают об обязанностях. В итоге вырастают потребители и иждивенцы.

По мнению воспитателей, «без сучка и задоринки» складывается для многих детдомовцев и квартирный вопрос. Конечно, иногда в дела, связанные с приватизацией жилья, приходится вмешиваться и самим сотрудникам детских домов, но в целом каких-то глобальных неразрешимых проблем, связанных с получением жилья, у выпускников детского дома №1 не возникало. «Наши дети еще лучше нас знают о своих будущих квартирах. Вот у Артема будет квартира в селе Еланцы, а у Кирилла — в Иркутске», — рассказывают воспитатели.

Представители власти гордо докладывали весь январь: на жилье для детей-сирот из Приангарья в 2013 году выделили 852 миллиона рублей. Как отметил министр имущественных отношений Иркутской области Антон Протасов, на эти средства по договорам участия в долевом строительстве приобрели 1063 квартиры. Из них 344 квартир построено в 2013 году, 719 будут сданы в эксплуатацию в 2014 году.

В итоге дети в 16 лет (им до совершеннолетия еще предстоит два года прожить в общежитиях техникумов) выходят из детских домов с достатком в материальной сфере и полной опустошенностью на духовном уровне. Статистика режет по стеклу: лишь 10% из выходцев детских домов находят свое место в обществе. Сорок процентов становятся преступниками, столько же — наркоманами и алкоголиками, остальные десять процентов заканчивают жизнь самоубийством.

Причину этого многие эксперты видят в самой системе казенных детских учреждений, которые из-за своей изолированности и закрытости чем-то напоминают исправительные колонии. Сейчас в России набирает обороты проект «Блеф, или нет детлому», в рамках которого был снят нашумевший документальный фильм «Блеф, или с Новым годом» о жизни в детских домах. Активисты этого движения настаивают на закрытии казенных учреждений и «амнистии» всех их воспитанников. Планируется, что дети будут жить в так называемых профессиональных семьях.

«Правда жизни гораздо хуже, чем показано в этом фильме, — считает Светлана. — Но меня больше всего как воспитателя беспокоят не долгосрочные планы по искоренению системы, а то, что будет конкретно с моими подопечными. Многие из них совершенно ничего не хотят, их словарный запас заканчивается на словах «Че?» и «Пофигашно». На отборных матах говорили их собственные родители, и странно было бы ожидать от них чего-то другого. Иногда, чтобы достучаться до таких подростков, приходится опускаться до их уровня. Некоторые воспитательницы (одна из проблем, что у нас работают только женщины), чтобы хоть как-то усмирить этих детей, даже зовут на работу своих мужей или сыновей. Будь моя воля, согнала бы всех воспитанников в колхоз — поработали бы там несколько дней, и сразу вышла бы вся дурь из головы. Но у нас же детский труд запрещен. Это же негуманно! Сейчас омбудсмены вещают перед детьми об их многочисленных правах, и только в последнюю очередь, «мелким шрифтом» упоминают об обязанностях. В итоге вырастают потребители, тунеядцы и иждивенцы, которые знают только «дай» и «вы мне обязаны».

Младшие против старших

«Смотрите, это сельская машина, понятно по подвеске и движку. А здесь городские люди в деревню на ремонтные работы поехали — видите, у них там стремянка торчит? А вот грузовик едет аккуратно, ни единой вмятины на бампере — частная машина (т.е. работодателя — АН), поэтому водитель ее бережет», — рассказывает во время поездки Кирилл, поражая своей наблюдательностью. По его комментариям заметно, что он хорошо разбирается в машинах и неплохо ориентируется по городу.

Сейчас Кириллу 15 лет, он учится в восьмом классе. В детский дом №1 из Усолья-Сибирского попал вместе с младшим братом, когда ему исполнилось пять лет — что было с ним до этого возраста, он не помнит. Не знает и кем были его родители. Кирилл не похож на всех остальных детдомовцев. Во время разговора с ним не раз посещает мысль, будто он оказался в списке казенных детей совершенно случайно — такого осознанного подростка с ясной головой редко встретишь и среди обычных школьников, живущих в благополучных семьях.

«Самое хорошее будущее — это прошлое. Раньше люди верили в Бога, и за счет силы своей веры многие народы даже противостояли военным нападениям, восстаниям. А сейчас для людей религия — пустой звук, они стали злыми и ожесточенными», — рассуждает Кирилл.

Он сам крещеный, читает Библию, ходит в церковь (храм Рождества Христова соседствует с детским домом), а по выходным даже ездит в школу звонарей в Спасский храм.

Как признается Кирилл, из-за особенностей своего характера ему очень сложно найти в детском доме друзей. Так как он не разделяет интересы своих сверстников, чаще всего общается с теми, кто младше его на несколько лет.

«Раньше со мной в одном классе Юра учился, домашний (т.е. живет не в детском доме, а с родителями — АН). Так мы с ним создали движение — младшие против старших. Собирались большой толпой и выясняли отношения со старшеклассниками, которые нас обижали. Так те нас потом боялись. Сейчас Юра перевелся в другую школу, но я продолжаю эту идею, и у меня неплохо получается».