Плавающая мишень

Тихвинская площадь. Иркутск, март 1919 года

В последний день марта 1919-го начальник иркутской милиции Малышев собрал всех районных комиссаров на инструктаж:

— В апреле Казённая палата ждёт от нас сбора недоимок. Но и теперь уже ясно, что рассчитаться смогут не все. Так что прошу не свирепствовать, описывая имущество, не забирать у людей последний, так сказать, самовар, а принимать во внимание, что за последнее время резко возросло количество всевозможных сборов. Обыватель натурально окружён и деморализован: с одной стороны, городское управление рыщет, заполняя пустующие закрома, с другой — военная диктатура с её налоговым прессом. Довожу до вашего сведения, что заготовка белья для колчаковской армии перекладывается на плечи гражданского населения, уклонистам грозит трёхмесячное тюремное заключение. Местная дума прибросила, в какую сумму обойдётся исполнение этой повинности отдельной семье, и срочно принялась хлопотать «о смягчении участи». Но не думаю, чтобы был положительный результат, так что нужно готовить комиссариаты к приёму белья. Людей для этого наберёт городская управа, а с нас — свободные помещения. Понимаю, что их нет, но, я думаю, уплотнимся, потеснимся, потерпим. На этом у меня всё, жду отчётов по недоимкам!

Яковлев Павел Дмитриевич

Ермак и Жанна теперь служат в Иркутске

Апрель начинался в Иркутске обыкновенным образом — наносило подтаявшими навозными кучами и отбросами. Снег вовремя не убрали, и лишь солнце пригрело по-настоящему, как мостовые покрылись настилом изо льда, и даже в центре теперь требовались переправы через «внутренние моря». Как выразился сотрудник редакции «Нашего дела», «я хотел перейти с Амурской на Большую, но лодки поблизости не оказалось…».

Начальник городской милиции Малышев официально, через прессу, попросил горожан «в семидневный срок очистить от снега и льда тротуары, улицы и водосточные канавы, а также озаботиться удалением снега и прочего мусора со дворов». Но вместо «граждан домовладельцев и арендаторов» написалось отчего-то «господ…»; да и самый тон обращения вышел каким-то сочувственным. В общем, Леонид решительно приписал, что, «согласно закону, на виновных в неисполнении этого распоряжения будет налагаться взыскание в размере трёх тысяч рублей, с заменой в случае неуплаты арестом при тюрьме на три месяца». Но чувство неудовлетворённости оставалось: главный иркутский милиционер сознавал всю противоречивость собственных устремлений. С одной стороны, он держал в голове стройные юридические конструкции, начертанные в университете, но в то же время должен был руководствоваться правоприменительной практикой, возникавшей из смешения новых и старых законов. А главное, жалко было людей, не успевавших осознавать перемены. Малышеву очень-очень хотелось пройти по середине, то есть и вполне соответствовать занимаемой должности, и остаться верным собственным установкам на справедливость.

И во второй день апреля он снова вызвал начальников комиссариатов на инструктаж:

— Вчера проверял я извозчичьи биржи и в первые же полчаса оштрафовал двух возниц — Зайцева и Москвитина — за отказ везти пассажиров. На тысячу рублей каждого оштрафовал и по изумлению в лицах понял, сколь нечасто применяется эта мера. Зато с семьями несостоятельных должников наши милиционеры не церемонятся. То есть явно тушуются перед теми, кто готов дать отпор, а потом отыгрываются на слабых. В подобном грехе, сколько помнится, обвиняли полицейских чинов… Думаю, нам не следует уподобляться, а следует спрашивать, невзирая на лица, но при этом всячески поддерживать добрые начинания. Обращаю ваше внимание на такое явление, как скаутизм. Оно достигло и наших пределов и уже начинает заявлять о себе: энергичные молодые люди нацелились разбить сквер на набережной Ангары — между Баснинской и рыбными рядами, устроить там кегельбан и теннисную площадку. То есть без всяких трат из казны облагородят весьма неприглядный участок. Средства добудут благотворительными вечерами. Кстати, довольно-таки необычными — со спортивным уклоном: у скаутов большая программа из выступлений гимнастов и фехтовальщиков. Весь город сбежится на них посмотреть, и мы должны не только ни в чём не препятствовать энтузиастам, но и способствовать как только можно.

23 апреля начальник иркутской милиции Малышев посетил благотворительный вечер в 1-м Общественном собрании. Бойскауты из отряда имени Ермака Тимофеевича тотчас окружили его, предлагая купить свой журнал «Под знаменем скаутизма». Затем Леонида приняли в оборот гёрлскауты из отряда имени Жанны д’Арк и впарили дорогущие цветы и конфеты. Но Леонид выглядел довольным.

Покойники иногда воскресают

Утро 19 мая началось со звонка управляющего губернией Яковлева:

— То, что я убит, мне уже известно, но что стало с казённым автомобилем, пока не знаю. А ведь бомбу-то в него бросили, сколько можно судить.

— Павел Дмитриевич, как вас понимать? — поручик Малышев был явно растерян.

— А так и понимайте, что на меня все глядят сегодня как на покойника, вдруг воскресшего.

— Газеты я уже просмотрел и знаю наверное: не печаталось ничего даже и отдалённо похожего…

— Газеты в лучшем случае бьют по хвостам. Слухи — вот что не знает преград и нередко бежит впереди паровоза.

— А ведь я действительно нынче ночью поцеловался с пролёткой извозчика, но лишь самую малость. Понимаю, что зеваки раздули всё до крушения, но бомбу-то откуда наколупали?

— Сами разбирайтесь. Сами и отдувайтесь, раз дымочек не без огня — буду к вам направлять всех любопытствующих.

И тотчас прорезались хроникёры с их странными, пошлыми и далёкими от сути дела вопросами.

Дабы избежать разночтений (впрочем, разве их избежишь?), Малышев призвал всех к себе и надиктовал:

— Не могу подтвердить существующие слухи, однако же и опровергнуть их полностью не могу. Не было ни бомбы, ни бомбистов, ни даже управляющего губернией. А вот автомобиль его был. Только ехали на нём я и мой помощник. Этому есть своё объяснение: в ночь с 18-го на 19 мая нынешнего 1919 года проводилась облава в Нагорной части Иркутска, с использованием большого количества транспортных средств. Был задействован и автомобиль управляющего губернией Яковлева.

Семья милиционера, 1919 год

— Так вот почему весь Нагорный район был оцеплен! — взъерошился хроникёр «Нашего дела». — Я еле прорвался, да и то благодаря редакционному удостоверению. А ведь кто-то не смог вовремя попасть на работу!

— Некоторые неудобства при таких операциях, к сожалению, неизбежны. Но нельзя не признать, что цели достигнуты: в результате облавы конфисковано несколько боевых гранат, два десятка револьверов без права ношения, десяток винтовок; задержано около 200 уклонистов, 3 грабителя, три сотни не внушающих доверия лиц и немало военнопленных, без разрешения оставивших лагеря. Скрыться не удалось никому, потому что сработал эффект неожиданности. Операция была хорошо подготовлена.

Говорил он без нажима, почти мягко, но за этой манерой читалась внутренняя уверенность — и корреспонденты невольно прониклись его настроем. Но, едва лишь за ними закрылась дверь, Малышев резко сдулся — совершенно неожиданно для себя. Он и вправду считал операцию хорошо подготовленной, не видел и промахов в выполнении, но сейчас, разговаривая с хроникёрами, понял вдруг с беспощадной ясностью: самое-то главное и не достигнуто. Ведь тайной целью облавы был арест большевистских подпольщиков, и, казалось, он предрешён: известны адреса и приметы, привлечены опытные бойцы. И сопротивления удалось избежать: задержанные не успевали проснуться в предрассветный час. Но заслуженное торжество оборачивается вдруг убеждённостью: из всех задержанных не составится и десяток настоящих участников сопротивления.

В конце апреля в Глазковском предместье прошла конференция местных большевистских организаций, а на 1 мая социалисты заявили собрание в городском театре. Явно рассчитывали на отказ и готовились к уличной демонстрации, но управляющий губернией Яковлев переиграл — не только выдал разрешение на дискуссию, но и с блеском оппонировал, привлекая новых сторонников.

В общем, побузить в театре большевикам на этот раз не пришлось. Но, выйдя на Большую, они тотчас же подняли красные флаги, заголосили мрачные революционные песни. У перекрёстка с Амурской стоявшие наготове войска двинулись им навстречу, а дальше было всё как обычно — разгон, аресты. Спустя несколько часов по центру города прошли чехи в парадных мундирах, сопровождаемые большим духовым оркестром. Эта демонстрация задумывалась как альтернативная, но она лишь немного смягчила картину: в тот же день прошёл многочисленный большевистский митинг в Знаменском предместье.

Вот тогда-то и появился план облавы в Нагорной части Иркутска, очень стройный и чёткий, — и как же не хочется признать, что мишень уплыла, натурально растворилась в воздухе. Недавно Малышеву сказали, что самый воздух теперь насыщен молекулами большевизма, и он спорил до хрипоты; но вот уж и сам терзается мыслью: «Если нелегальное положение — удел побеждённых, почему же и в таком положении они всё-таки впереди? Не знак ли это, что их положение скоро переменится? Похороненные иногда живее живых».

Малышев не мог поделиться своим неприятным открытием с подчинёнными; а вот Яковлев будто ждал разговора и заметил с задумчивостью:

— Мы тут бьёмся, конечно, и довольно жестоко, но вся эта борьба — в едином потоке продолжающейся, то есть развивающейся, революции. Наши противоречия и все формы их разрешения — неизбежная составляющая логики революции. Она сейчас в такой фазе, когда силы дифференцируются и нащупывают тот центр, который объединит всю страну.

Нет, совсем не это хотел бы услышать Малышев! Его натура не терпела двойственности, расплывчатости. В 1918-м он своею охотой вступил в Белую армию и опять встанет в строй, если будет нужно. А Павел Дмитриевич постоянно колеблется: сам эсер, а помогает заключённым большевикам, облегчает их содержание, выводит из-под расстрела несовершеннолетних. Все хотят получить Яковлева в союзники — и никто не уверен в нём, потому что никто и не знает, куда поведёт его «логика развивающейся революции».

На этой мысли и застало Малышева неожиданное известие: поступили деньги на устройство в Иркутске школы милицейских инструкторов. А это значило, что уже в сентябре выпустятся десятки хорошо подготовленных специалистов! На радостях Леонид понёсся на левый берег Ангары — там, в местечке Звёздочка, сооружали на скорую руку четыре летних ресторана, и он опасался, что те завалятся после сильных дождей: надо успеть проверить фундамент и перекрытия, пока всё не завешали шторами и не заставили мебелью!

Он прихватил с собой опытного инженера-строителя.

Переправлялись на частном пароходике, и попутчик досадовал:

— Городская управа до сих пор не поставила здесь свой транспорт, а эти (покосился на капитана) дерут с обывателя по рублю!

Малышев промолчал, хотя и помнил недельной давности разговор: управские уверяли, что оба парохода начнут курсировать завтра-послезавтра.

Однако же главный иркутский милиционер не позволил себе огорчиться, да и инженера-строителя ободрил:

— А улицу Луговую капитально отсыпали галькой и кирпичом. Для утрамбовки пустили сегодня новенький каток. Блести-и-ит!

Валентина Рекунова
Реставрация иллюстраций: Александр Прейс