Ощущение бесконечного времени

Иркутск Чехов назвал «почти столичным», но, возможно, это он из вежливости, а может, иронизировал, уж очень смущает это «почти». Мне кажется, Иркутск — это другое, не столичное, здесь князья с князьями не ссорились и болото не осушалось. Этого не было и совсем не нужно было, как не нужно судорожно сейчас искать что-то исключительно европейское, как, впрочем, и азиатское, потому что все слеплено единым комком, как ириски с барбарисками. И разделять их нет особой необходимости, да и не получится.

Иркутск нужно принимать таким, как есть: щедрым на солнце, мороз, пыль, горностаевую моль и людей, которые пришли и идут по горизонтали времени беспрерывно. Хронос должны хорошо ощущать коренные иркутяне, те, у кого предками здесь кладбища забиты, те, кто помнит, что было на месте во-о-т этой новостройки, которая стояла на месте во-о-от этого дома, и — тык на фотку: «А еще здесь моя прабабка в Ангаре белье стирала, а другая с Колчаком ушла, но к партизанам прибилась, полюбила там парня, то прадед мой был».

И вот когда через тебя несколько веков пробегут, когда воспримешь это время как данность, ощутишь его в режиме «здесь и сейчас», то все — считай ты свой, иркутский. А если нет, то тогда — «Иркутск грязный, каторжники все, декабристы вас читать научили, на Байкале хмарь, и будь проклят этот климат».

А я — приезжая, и бонусов у меня не было никаких. И все эти десятилетия я училась принимать и понимать время, которое течет сквозь город. Когда стало получаться, Иркутск стал моим. Он пророс в меня и открыл свои тайны. Я стала понимать и чувствовать его, как чувствуют самого близкого человека. У меня не было разбега длиною в столетия, просто около сорока лет я вживалась и всматривалась в город.

В сердце моем три иркутские улицы, и ни одна из них не носит партийное имя. Сначала мы с мужем Василием Лисициным жили на Байкальской и воспитывали там наших детей. Дети выросли и улетели осваивать свои города, предназначенные им судьбой. А мы теперь живем на улице имени великого художника Сурикова, пожалуй, одной из немногих, названных фамилией живописца. Суриков дальним образом связан с моим родом, и пусть эта история запутанная и не до конца ясная, но все равно приятно — кругом свои.

Третья, самая знаковая для меня улица — Российская, где находится мастерская. Это удивительное место, где пешком ходят пионеры, мэры и голуби. На этой улице расположено много мелких магазинчиков, которые то открываются, то закрываются, но всегда там можно купить цветы, алкоголь и сало. В общем, все, что необходимо для романтического сибирского ужина. Из окна мастерской я вижу кусочек Российской и ориентируюсь по башне вдали — рядом с ней мой дом. А рядом с домом — Ангара. Она столетия столетий до меня текла и чего только ни видела на своих берегах. И иногда я, чтобы ощутить поток времени, останавливаюсь в проемах старинных дверей, что еще у нас сохранились. Потому что есть человек витрувианский, а есть — иркутянский. Что это такое — поймут только свои.