Ошейник для языка

ПозвонИ мне, позвОни

Весть о том, что произношение «позвОнишь», «вклЮчит» и «рАкушка» зафиксированы в новом орфоэпическом словаре Института русского языка РАН как допустимые, вызвала у многих людей как минимум недопонимание, как максимум лингвистическое «несварение желудка» (что-то подобное уже было в 2009 году, когда Министерство образования РФ опубликовало список источников, согласно которым слово «кофе» можно употреблять в среднем роде в разговорной речи). Хотя многие специалисты в области лингвистики считают, что оба явления обоснованы логикой самого языка.

«Сегодняшний информационный повод мне видится совершенно пустым; для филологов перечисленные акцентные и морфологические формы совсем не новость, — высказывается кандидат филологических наук, доцент кафедры журналистики и медиаменеджмента ИГУ Татьяна Романцова. — Составители словарей лишь фиксируют тот факт, что какие-то явления в речевой действительности становятся наиболее популярными и частотными. Язык — это живой организм, все изменения в нем обоснованы его собственными метаморфозами, поэтому совершенно неуместно думать, будто языковые нормы вводит кто-то специально и насильственно, с ломкой старого».

Для глаголов, оканчивающихся на «-ить», считается типичным переносить ударение с окончания на основу. В разных словах эта перемена в орфоэпическом «гардеробе» происходит неодинаково. Есть речевые единицы, которые уже полностью перешли на новый «дресс-код», например «варить» и «солить» (уже никто не произносит «варИшь» и «солИшь«). Другие глаголы стали примерять новые «наряды» в неформальной обстановке — в разговорной речи допустимы «сЕлишь» и «мИришь». Существует и группа «бунтарей» — глаголы «звонить», «включить», «вручить», «одолжить» с классическим ударением на окончании в личных позициях. До недавнего времени говорящие охотно придерживались образцовых форм, но сейчас носители языка начинают выпускать на свободу более «вольные» варианты.

«Язык меняется не стихийно, нормы регулируются последовательно. На самом деле вариант «звОнишь» был зафиксирован в словарях еще в 80-х годах ХХ в., но рядом была помета «недопустимо», затем смягченная на «не рекомендуется». Сейчас этот вариант является приемлемым в неформальной речи. В будущем, возможно, разговорная форма вытеснит литературную, и тогда «звОнишь» станет старшей нормой; а «звонИшь» устареет», — прокомментировала Татьяна Романцова.

Но не все лингвисты и деятели культуры согласны с тем, что «неправильные» варианты должны быть прописаны в словарях, как допустимые.

«Не хочу прослыть пуританином или консерватором, но я не поддерживаю нововведения. Ритм речи делает язык неповторимым, а он в первую очередь зависит от ударений. Так что капля за каплей получится океан, и в какой-то момент мы осознаем, что наш родной русский звучит уже по-другому. К тому же, на мой взгляд, в любом языке должны существовать четкие правила, которые позволят правильно распоряжаться речевыми ресурсами всем категориям людей. Плюрализм, на мой взгляд, здесь не уместен, не нужно делать из нашей речи языковую мозаику, если наша цель — понять друг друга и договориться», — рассказал доктор филологических наук, профессор кафедры перевода, переводоведения и межкультурной коммуникации ИГЛУ Александр Каплуненко.

Язык как главный «беспредельщик»

Если раньше литературный язык активно пополнялся местными диалектными формами, то сейчас он «прирастает» в первую очередь заимствованиями и жаргонизмами. «Слова «тайга», «земляника», «улыбаться» были когда-то диалектными, а сейчас стали общеупотребительными. Раньше язык питался соками различных местных выражений, за счет которых он был намного ярче, разнообразнее и самобытнее», — поделилась Татьяна Романцова.

В 90-е годы, когда вокруг царило беззаконие, вошли многие криминальные жаргонизмы: «отморозок», «шестерка», «заказать» (человека), «разборка», «крыша», «мочить», «бабки». Затем, в начале «нулевых», в государстве стали искать новые политические, экономические, социальные пути и стратегии развития; в это время в русской речи появилось много слов, заимствованных из английского.

«Введение многих слов вполне обосновано, когда они обозначают новые явления нашей жизни или углубляют представление о предмете, или помогают наиболее точно и лаконично обозначить понятие той или иной сферы: «приватизация», «менеджер», «маркетинг», «фитнес» и другие. Есть случаи, когда лучше заимствовать готовое иностранное слово, чем искусственно придумывать слишком громоздкие описательные русские выражения, которые вряд ли будут популярны у говорящих. Например, известный государственный деятель и писатель Александр Шишков в свое время предлагал называть бильярд шарокатом, кий — шаротыком, калоши — мокроступами, анатомию — трупоразъятием», — рассказала Татьяна Романцова.

Многие иностранные слова с успехом адаптировались в литературном русском языке, приобретя «игровые» формы в разговорном и профессиональном употреблении благодаря своей эмоциональности и броской ассоциативности: например, «клава» (клавиатура), «мышь» (компьютерный манипулятор), «аська» (интернет-служба). Другие иностранные слова вводят более сложные оттеночные значения: «поп-звезда», «шоп-тур», «пиар-служба».

«Заимствования английских слов — это тенденция времени. Люди стремятся демонстрировать свое знание языка, и поэтому активно используют в своей речи англицизмы. Но смешение языков существовало всегда. Достаточно вспомнить «Войну и мир» Льва Толстого, где целые страницы написаны на французском. На этом языке в XIX веке говорила вся русская интеллигенция, и никто не считал это зазорным», — говорит иркутский поэт Артем Морс.

При этом многие англицизмы, например «олдовый», «сейшен», «дринк», «бэби», «миксовать», существенно засоряют наш и без того не сильно чистый язык. Интернет, в особенности социальные сети, добавил в лексикон его многомиллионных пользователей такие слова, как «френд», «лайкнуть», «аккаунт», «топик», «коммент». Даже премьер Дмитрий Медведев в одном из своих выступлений высказал мнение о возможном объединении столицы России с Московской областью следующим образом: «Это too much для нашего государства».

Во многих странах, например в Германии, Италии, Японии, специалисты составляют списки англицизмов, которые нежелательно употреблять в публичной речи. На улицах Вильнюса можно встретить социальную рекламу, которая учит заменять новые иностранные слова на литовские: BIURAS (бюро) вместо OFISAS (офис). Почти 10 лет назад во Франции был введен законопроект, согласно которому употребление в общественной жизни английских слов в тех ситуациях, где можно было бы обойтись французскими, наказывается штрафом от 1 до 20 тыс. франков. В этой стране, где дотошно следят за чистотой языка, был выпущен словарь с 3,5 тыс. английских терминов и выражений, запрещенных для использования в различных соглашениях, рекламных вывесках и т.п.

По утверждению многих специалистов, в России тоже нужно регулировать наплыв англицизмов. Правда, даже если бы список нежелательных заимствований и был составлен, неизвестно, кто контролировал бы соблюдение запретов.

А все ли у нас в порядке с психикой?

На русскую речь влияют и сами модели построения высказываний. Как отмечает профессор кафедры перевода, переводоведения и межкультурной коммуникации ИГЛУ Александр Каплуненко, россияне все чаще стремятся вставить в свои выступления шутки и различные байки, что типично для культуры англоязычных стран.

«В США есть «закон лектора»: если выступающий не рассказывает каждые пять минут какие-нибудь увлекательные истории и анекдоты, его публичная речь считается скучной и неинтересной. На мой взгляд, это какая-то политизированная программа, созданная для того, чтобы приучить людей к так называемому короткому ряду. Подобное происходит сейчас и в России. Люди, привыкшие к ситкомам и юмористическим передачам, уже не состоянии размышлять серьезно и составлять продолжительные аргументированные, логически завершенные высказывания. Даже на планерках, как только поднимаются какие-то серьезные проблемы, кто-то сразу начинает отшучиваться, и тогда вопросы автоматически снимаются с рассмотрения».

Появлению огромного количества шаблонных высказываний и выдернутых из контекста афористичных выражений во многом способствовал интернет. Различные демотиваторы (изображения с комментирующими их слоганами) и «мемы» (спонтанно рожденные, часто бессмысленные выражения) настолько влились в языковую среду, что общение многих людей стало похоже на популярную игру, в ходе которой к смешному вопросу наугад подставляется случайный ответ (когда все зачитывается целиком, получается эффект каламбура). Например, любую выдвинутую общественную инициативу достаточно лишь прокомментировать фразой: «Лучше бы садик построили», и большинство собеседников с тобой согласятся.

«Отсутствие логической последовательности и проблемы с ситуативным пониманием вызывают подозрение: а все ли у нас в порядке с национальной психологической базой? Иностранцы, проходящие тест на знание русского языка, чаще пишут и говорят на нем, а также логически размышляют гораздо лучше, чем россияне», — добавила заведующая кафедрой русского языка и межкультурной коммуникации ИрГТУ, директор центра тестирования иностранных граждан Нина Рогозная.

Для того чтобы понять состояние в обществе в тот или иной момент, нужно проследить за изменениями в языке, на котором оно говорит. Исходя из этой мысли, мы живем сейчас в каком-то мучительном сомнении — то ли нам усовершенствовать свой родной язык, то ли выучить новый.