Игорь Альтер: «Мне ближе журналистика для разума»
— Игорь Григорьевич, каждую передачу вы начинаете со слов — я, журналист Игорь Альтер. Какой смысл вкладываете в это слово? Ведь это же не просто стандартная форма приветствия…
— С одной стороны, это визитная карточка для меня, а с другой — я заявляю, что у меня состоялся удачный выбор профессии. Да, я журналист!
— И это несмотря на то, что в последние годы журналистика вызывает много нареканий? Сейчас популярны или развлекательные форматы, или же сугубо новостные. Ваша передача не подходит ни под один из них, но тем не менее уже более 10 лет сохраняет свою аудиторию. Поделитесь секретом…
— Если говорить о том, какой должна быть журналистика, то я бы употребил два тезиса. Она должна быть правдивая, честная. И журналистика должна быть умной. Вот умной журналистики сегодня не хватает везде. В последнее время это как-то особенно чувствуется. Если пробежимся по дистанции, скажем, семи-восьмилетней давности и посмотрим федеральные каналы, передачи «Дом-2», «Окна» Нагиева, «Запретную зону» Пореченкова, это же не журналистика — это порнография.
Вот когда «сеять разумное, доброе, вечное» заменяют на «мы не сеем, мы не пашем, а валяем дурака», то получаются такие программы, о которых я сказал. Их смотрят, у них есть своя аудитория, и рейтинги огромные. Но мне ближе по восприятию журналистика для разума: передачи Владимира Соловьева, Владимира Познера, Алексея Венедиктова… Конечно, мы все работаем в том журналистском мире, какой существует. Но должно быть стремление сделать что-то лучше. Без него журналистское поле будет продолжать зарастать сорняками. Если такое стремление пропадает, то из любой профессии надо уходить.
— Выше вы сказали о журналистике честной. По вашему мнению, насколько возможно соблюсти это требование в сегодняшних реалиях?
— Я скажу так: надо меньше говорить неправды. Я понимаю, что говорить всю правду, какой бы жесткой она ни была — пока нигде и никому не дано. Но, на мой взгляд, надо стараться быть «близко к тексту». Следует довести собеседника до грани откровенности. Хочу сказать вам честно, это нелегко. В телеэфире над гостем многое довлеет — человек зажат юпитерами, операторами, необычной ситуацией. И самое сложное в моем ремесле — суметь разговорить. Существует, конечно, масса способов, чтобы этого добиться. Но самое главное — вызвать у собеседника доверие к интервьюеру. Если его нет, человек поворачивает беседу в русло штампованных ответов.
— По вашему опыту, правды стало больше в современной журналистике или меньше?
— Во вчерашнем дне — в 70-80 годах — что представляли собой СМИ? Например, газеты? Это по будням «Ура!», а по праздникам «Ура, Ура!». Сегодня, кстати, есть газеты с успехом продолжающие эту традицию. Да и некоторые электронные СМИ им не уступают. Вот приходит человек в передачу и начинает: мы построили столько-то дорог, мы сделали то-то. А то, что дороги и года не выдерживают, а дома спустя пару лет после сдачи разваливаться начинают, так это в порядке вещей. Мне интересны люди, у которых в приоритете не статистика, а те, кто знаменит какой-то сверхсложной операцией, невероятным открытием в науке. Сейчас стало намного сложнее работать. Журналистика получила ощутимую пробоину: все изменилось с момента, когда на первый план вышел его величество рубль и она перешла на коммерческие рельсы. И все мы еще в большей степени стали хлестаковыми. Ибо этот самый рубль, с нулями, кстати, еще выпросить надо. Телеэфир в каком-то смысле тоже хлестаковщина: там все стараются выглядеть «на рубль дороже», чем есть на самом деле.
— Игорь Григорьевич, для вас как человека думающего, вскрывающего в своей программе многие болевые точки, какая проблема видится сегодня наиболее острой?
— Например, та пропасть, тот водораздел в социуме по доходам населения, который становится все больше и больше. Смотрите, еще совсем недавно было 14-16 млн россиян с доходами ниже минимума. Сейчас уже 23 млн. Что меня волнует? Я всегда считаю, что если говорить о профессии, например, почтальона, то самым главным здесь для меня после фильма Андрона Кончаловского стал почтальон Печкин. И вот, я узнаю, что его руководителю, начальнику «Почты России», положили жалование 120 млн рублей в год. То есть 10 млн в месяц. Эти условия известны, а цифры обнародованы. Так вот пока между почтальоном Печкиным и его начальником будет такая огромная финансовая пропасть, ничего хорошего у нас не получится. Мощная девальвация ценностей, включая материальные и нравственные, слишком велика и опасна. Мы с вами знаем, что даже в цивилизованных странах разница в зарплате между руководством и работниками может достигать 4-5 раз, где-то 10 раз.
У нас средняя разница в зарплате составляет 25-40 раз. А здесь разница — тысяча (!) раз. Я уверен, что именно такие темы должны стать предметом постоянного журналистского разбирательства. Потому что наш социум переходит в зону устойчивого социального неравенства.
— Вы думаете, журналисты в состоянии изменить подобную ситуацию?
— Я думаю, от этого нельзя отказываться. Под лежачий камень, как известно, вода не течет. Все знают расхожее выражение: журналистика — четвертая власть. Я категорически с ним не согласен. Это полная иллюзия. Власть, которая ходит под властью, сама не может быть властью. Но помочь власти принять правильное решение — этого пока никто не отменял.
— Широко известно выражение: «единственная настоящая роскошь в жизни — это роскошь человеческого общения». Если следовать ее логике, то вы супербогатый человек. Поделитесь, кто из героев вашей передачи «Фактор здравого смысла» наиболее обогатил вас?
— Действительно, есть конкретные личности, их не так много. Но если выпадает удача беседовать с такими людьми, то ты начинаешь понимать, что существует другой мир. Вот такими личностями для меня неожиданно оказались, скажем, Александр Сокуров, Константин Райкин. Это люди, чей мир не похож на твой. Мир глубоко знающих людей, которым известно на три вселенных больше, чем тебе. Их я готов слушать 24 часа в сутки без перерыва на обед.
— Назовите, пожалуйста, три самых ярких события в вашей жизни, которые действительно оставили неизгладимый след.
— Понимаете, яркость событий и их значимость не определяются в тот момент, когда они происходят. Они определяются с дистанции. Вот я не верю в то, что первые впечатления самые верные. Нет, впечатления самые верные те, что определились с дистанции времени и выдержали проверку на прочность.
Если говорить о трех событиях, то первое — мой приход в «Молодежку» (газета «Советская молодежь» — АН). Это 1961 год, мне было неполных 20 лет. Там в это время работали очень интересные люди: Александр Валентинович Вампилов, Валентин Григорьевич Распутин, спустя годы каждый из них стал величиной мирового масштаба. Я тогда не осознавал их значимость, поэтому и говорю, что все познается с дистанции времени. Для меня «Молодежка» — это путевка в жизнь, позднее ставшая событием.
Второе событие — 1963 год, март, день рождения сына. Это я тоже, кстати, потом осознал, много лет спустя. На тот момент серьезности восприятия не было, было восприятие факта. Это разные вещи. Ну, а последнее событие, очень важное в моей жизни, — это 1998 год, знакомство с женой Ирочкой — самое прекрасное событие в моей жизни. И это я понял не сразу, но давно уже осознал и очень им дорожу.
— Игорь Григорьевич, вы столько всего «сотворили» в вашей насыщенной жизни, что как-то даже неудобно спрашивать. Но все же. Есть ли в вашей творческой биографии еще нереализованные планы и мечты? Какие задачи вы ставите перед собой в 75-летний юбилей?
— Знаете, накануне 75-летия, равно как и накануне любого из юбилеев в ту или иную сторону, человек решает два вопроса. Самое главное — как остаться человеком и как поменьше глупостей натворить. Эту задачу я решаю уже много десятилетий. А вот решил ли? Время покажет… Что касается мечты, то, конечно, исполнились не все. Более того, когда исполняется одна, хочется чтобы сбылись следующие три. И поэтому любой человек, даже самый великий, до которого мне, как до космоса, он тоже не успевает сделать все. Но всегда, причем у каждого, есть шанс стремиться к этому. Такой шанс дает работа. И только работа! Она лучшее лекарство от всех напастей.
Подготовила Евгения Колягина
