Александр Прошкин: «Кино воспитывает чувство Родины»

— Чем был обусловлен выбор картины для показа в Иркутске?

— Все очень просто. В этом году я снял две картины: современную интерпретацию пьесы Александра Вампилова «Утиная охота», которую мне не разрешили показать в Иркутске прокатчики, потому что она выйдет на экраны в конце месяца («Райские кущи», выйдет в российский прокат 26 ноября — АН), и картину «Охрана», которую никто не запретил показывать. Я всегда снимал довольно жесткое кино, и в основном историческое. У меня была надежда, что уроки истории нас чему-то учат, но они ничему не учат. Это совершенно бесполезное дело, потому что все возвращается вспять. Поэтому я решил снять фильм о сегодняшнем дне, на довольно простую, но очень важную для меня тему — где проходит грань между жизнью и существованием. Я думаю, для того чтобы существование превратилось в полнокровную жизнь, есть только один рычаг — человеческие чувства: ничего важнее любви в нашей жизни нет. Это картина о провинции, но в обобщенном плане. Я никогда не снимаю о Москве и московской жизни, мне это неинтересно. Мне кажется, что за пределами нашего Садового кольца совершенно другая жизнь, где сохранились основы человеческого существования.

— Как эта картина вписывается в концепцию фестиваля «Сталкер», который показывает фильмы о правах человека?

— Как только вы вышли из дома, ваши права уже нарушаются. Поэтому любой отечественный фильм подходит под этот формат. «Сталкер», в сущности, не фестиваль, а такой форум, который дает возможность донести до зрителя многие картины, которые вообще никто не увидит. В этом, мне кажется, у него задача значительно более важная, чем у многих других фестивалей.

— Расскажите о картине «Райские кущи». Почему вы решили обратиться к этой драматургии, и зачем вам потребовалось так сильно ее перерабатывать? Мы знаем, что наследники Вампилова даже попросили убрать его фамилию из титров фильма.

— Знаете, у нас страна консервативная, и что ни сделаешь, все начинают на тебя набрасываться — как посмел?! Но на самом деле ремейк — совершенно нормальная практика, когда произведение перерабатывается под современные реалии. Вампилов, конечно, потрясающий драматург. Он сумел оставить в искусстве свою собственную интонацию. Но фактура пьесы и времени осталась там, в прошлом. Многое сегодня узнается, но время ушло, мы переменились, поэтому мне хотелось сделать такой фильм-диалог: чтобы наше время вступило в диалог с тем временем, новое поколение актеров — с актерами фильма Виталия Мельникова «Отпуск в сентябре». Тема Вампилова и его интонация вечны, и я совершенно убежден, что пройдет еще 10 лет, и возникнут новые вариации на темы Вампилова. В искусстве очень важна интонация сегодняшнего дня, чтобы понять, чем мы живем. У меня картина — об обществе победившего конформизма.

Сейчас такие понятия, как честь, совесть, не в ходу, сегодня главная цель — успех. Но если у человека нет совести, то погоня за материальными ценностями, которые являются выражением успеха, становится губительной.

Вампилов бессмертен, потому что он потрясающе почувствовал наши ментальные струны. Он пишет не про власть, не про социальные условия, а про то, что мы вообще собой представляем. И выясняется, что мы не меняемся десятилетиями.

— Этот фильм тоже не о московской жизни?

— Нет, там действие происходит в крупном городе, но все-таки провинциальном. Понимаете, Москва к этой стране вообще уже имеет мало отношения. Это такой номенклатурный прыщ. В этом городе делаются политика, деньги, карьеры, он живет по совершенно другим законам.

— Вы экранизировали и другого нашего земляка, Валентина Распутина. Расскажите об этом опыте.

— Распутин выдающийся писатель и мастер слова. И экранизировать его очень тяжело, потому что вся его сущность заложена в языке, в этой вязи слов. А кино все-таки апеллирует к другим средствам. Можно сказать, что оно тяготеет не к прозе, а к поэзии. И находить адекватное соответствие его словам в языке кино было довольно сложно. Сложно было найти и фактуру, которую можно было снимать, потому что он сам сказал мне, что той Ангары, о которой идет речь в его книгах, уже нет.

— В рамках этого фестиваля вы много ездите по России и везде общаетесь со зрителями. Скажите, что лично для вас значит это общение, что оно вам дает?

— Безусловно, это очень важно, потому что наша работа существует только тогда, когда можно заглянуть в глаза зрителям. Я терпеть не могу телевизионные показы, потому что они направлены в никуда и сопровождаются постоянной рекламой, которая вызывает у меня ненависть. Впрочем, меня в последние годы и не показывают, поскольку я не совпадаю с той попсой, которую они делают. Сегодня важнейшим из искусств для нас является попса.

А живое общение не заменить ничем — люди рассказывают истории, предлагают идеи, мы их обсуждаем, находим общий язык, и у меня создается ложное ощущение, что я им нужен. Для меня самое важное — это диалог с людьми. Хемингуэй как-то сказал, что у искусства только одна задача: дать человеку нравственный выход.

Если после просмотра моего фильма кто-нибудь что-то для себя решил, сделал какой-то вывод или просто задумался о том, что можно что-то изменить, то цель достигнута.

К сожалению, в последнее время зрителей приучили к тому, что в кино надо ходить только для развлечениями, и они привыкли к фильмам-аттракционам. В результате сегодня кинематограф идет по пути коммерциализации, что абсолютно снижает всякую планку искусства.

— Но все же сейчас есть хорошие режиссеры, в том числе в России, и в том числе молодые.

— Многие из них сейчас оказались не востребованы. Государство не хочет финансировать авторское кино, а механизма поступления частных денег в кино не существует. Поэтому многие уходят на телевидение. Мне кажется, что договориться с государством на этот счет почти невозможно, потому что оно не знает, зачем вообще нужно кино. А кино — это национальная идея. С самого детства ребенок сначала смотрит мультики, потом детские фильмы, привыкает к природе, к лицам артистов… Кино воспитывает чувство Родины. Но невозможно воспитать чувство Родины на американских фильмах и японских мультиках. И если нация, особенно такая большая, как русская, не имеет своего кино, то и самой нации-то, по сути, нет. Кто бы знал о Румынии, если бы в этой стране не появилось потрясающее кино, причем снятое за копейки. А они просто снимают очень талантливые правдивые фильмы. Сейчас ось немножко смещается в страны третьего мира, потому что там новая фактура и неизвестные актеры. Я думаю, такое может случиться и с нами. Вот, например, Иркутск — совершенно поразительная здесь фактура, город со своим лицом. И если здесь один сумасшедший начнет снимать, за ним другой сумасшедший, из этого может что-то получиться. Ведь здесь можно снимать живую жизнь, про которую еще никто ничего не знает. Я надеюсь, что постепенно произойдет такое оживление, направленное не сверху, а снизу.

— Ну, у нас уже начался этот процесс. Постепенно люди начинают снимать свои фильмы в Иркутске. То же самое уже несколько лет происходит в Бурятии.

— И в Калмыкии, и в Якутии. Это очень хорошо, но это кино пока не заявило о себе. Это только начало пути.

Антон Кокин